Каннский фестиваль 2025: меньше гламура, больше кино

Политика как художественный выбор

Главный приз — «Золотую пальмовую ветвь» — получил иранский режиссер Джафар Панахи за картину «Просто случайность». Фильм, насыщенная абсурдистским юмором и политическим гневом, рассказывает о пяти бывших заключенных, которые уверены, что узнали своего бывшего палача — прокурора. Однако ни один из них не может быть уверен: во время заключения у всех были завязаны глаза. Камерное, политически заряженное кино, вдохновленное личным опытом заключения самого Панахи, стало символом фестиваля. Несмотря на баланс между социальной критикой, личной драмой и трагикомедией, фильм был во многом предсказуем — финал угадывался уже в первой трети. Решение жюри под председательством Жюльет Бинош выглядело скорее политическим жестом или актом солидарности с Ираном. Бинош, которая знакома с иранским кинематографов, в том числе благодаря съемкам у Аббаса Киаростами, явно не осталась равнодушной.

Кинематограф как зеркало эпохи

В этом году Канны были меньше о громких премьерах и звездных именах, и больше — о вдумчивых историях. Фестиваль совпал с громким заявлением президента США Дональда Трампа о намерении ввести 100-процентные тарифы на фильмы, снятые за пределами США. Кинематографическое сообщество восприняло это как удар по одному из последних по-настоящему глобализованных рынков. Словно ставя под сомнение условные границы «национального» в искусстве, американец Ричард Линклейтер привез фильм «Nouvelle Vague» («Новая волна») на французском языке, про то, как Жан-Люк Годар снимал свой легендарный фильм «На последнем дыхании». Это тонкий фильм для настоящих синефилов в черно-белом формате. Когда Линклейтера спросили о тарифах, он лишь пожал плечами: «Это неосуществимо. Этот человек меняет мнение по 50 раз в день. Киноиндустрия — наш экспорт, зачем стрелять себе в ногу?»

В центре фильма Йоахима Триера «Сентиментальная ценность» — тоже не глобальные конфликты, а частная история одной семьи, где старшая дочь проявляет чрезмерную чувствительность к внутрисемейными конфликтам, что даже толкает ее к попытке самоубийства. После смерти матери, ее отец-режиссер пытается наладить отношения с отчужденной дочерью, пригласив ее в главный проект своей жизни. Фильм вызвал полярные реакции у зрителей — от восторгов до недоумения: «Зачем нам история девушки с легким психическим расстройством, которая создает проблемы, где их нет?» На фоне глобальных потрясений — финансовых, экологических, политических — фильм действительно звучал особенно лично. Как и «Анору» Шона Бейкера, за которую, к слову, вручили «Золотую пальмовую ветвь» в прошлом году, Триер посвятил свою работу исследованию субъективной уязвимости. Но разве это драма на фоне глобального кризиса? И все же, возможно, именно сегодня, как и в 1970-х, когда политики загнали общество в тупик, а хиппи искали утешения в Индии, режиссеры тоже бегут от внешнего — к личному, к интимному.

Самый интересный тренд: актеры становятся режиссерами

Кино взрослеет. Гламур и звездность становятся менее интересными. Просто быть звездой — уже недостаточно, нужно что-то еще. Одним из самых заметных трендом фестиваля стало появление трех режиссерских дебютов от известных актеров: Кристен Стюарт, Скарлетт Йоханссон и Харриса Дикинсона. Все три фильма были показаны в конкурсной программе «Особый взгляд». Это был не просто жест амбиций, а манифест. В 2025 году актер — это уже не вершина, а лишь отправная точка. Сегодня актеры стремятся к контролю над высказыванием и к созданию собственных смыслов.

Фильм Кристен Стюарт «Хронология воды», основанный на мемуарах Лидии Юкнавич, стал визуальной и особенно телесной медитацией о травме, боли и освобождении. Начатый в 2018 году и воплощённый лишь в 2024-м после череды отказов с финансированием и разочарований, проект стал для Стюарт актом веры: «Я сниму этот фильм до того, как снова начну сниматься у других. Иначе уйду из кино». Вопрос, которыми остаются после просмотра, острые: Разве боль — единственный путь к самопониманию? Почему нужно разрушить себя, чтобы понять? Стюарт показывает, визуализация физического переживания на экране как способ самопознании является необходимостью. Однако, не всякая травма должна приводить к разрушению. Просто мы живем в эпоху, где современная культура романтизирует дисфункцию как признак гениальности. Саморефлексия кажется занятием слишком интеллектуальным и скучным. Стюарт — фигура шумная и вызывающе анархичная. Она заявляет о себе через насыщенные провокационные высказывания, снимая картину-столкновение, как акт агрессии против молчания.

28-летнему британец Харрис Дикинсон, прославившийся как актер благодаря «Треугольнику печали» и недавней роли молодого любовника героини Николь Кидман в Babygirl, дебютировал с фильмом «Urchin» («Сорванец»). Герой картины — Майк — обаятельный, хрупкий и пугающе ненадежный. По словам самого режиссера, фильм родился из его опыта волонтерства в приюте для бездомных и разочарования в политике. Можно сказать, что «Urchin» — фильм о доверии: о том, насколько мы готовы верить в человеческую порядочность, даже в самых ненадежных людях.

Скарлетт Йоханссон, напротив, выбрала более традиционный сюжет. История картины начинается с переезда 94-летней Элеонора Моргенштерн (в исполнении Джун Сквибб, кстати уже однажды номинированной на «Оскар» за «Небраску») из Флориды в Нью-Йорк после смерти её близкой подруги. По настоянию дочери Элеанор решает пойти на кружок пения, но случайно попадает в группу переживших Холокост. Считая ее «своей», участники просят поделиться историей выживания. Тогда та решает выдать историю своей умершей подруги, которая на самом деле пережила Холокост, за свою. Все принимает неожиданный поворот: начинающая журналистка решает написать о ней статью. Элеонору приглашают выступить в университете, а затем и к участию в одном из самых популярных телешоу. Так, невинная ложь запускает цепь последствий, выйти из которых становится все сложнее. Самый коммерческий их трех дебютов, «Eleanor the Great» — потенциальный продукт Американской киноакадемии, однако актриса сделала важный шаг, выбрав другую сторону камеры и новое авторское «я».

Джоди Фостер, появившаяся в фильме Ребекки Злотовски «Частная жизнь», в роли психолога, заявила прямо: «Актерство мне больше не интересно. Я буду поддерживать женское кино и независимых режиссеров». Дакота Джонсон, в свою очередь, прибыла на фестиваль как продюсер комедии «Splitsville», где также сыграла главную роль.

Куда уходит гламур

Красная дорожка по-прежнему сверкает, но наряды стали скромнее. В этом году фестиваль ввел новый дресс-код: гостей требовался более сдержанный внешний вид, запретили наряды с длинными шлейфами и любую форму обнаженности. Фокус брендов явно сместился и смотрит по направлению к Азии. На премьерах больше моделей из Кореи, Китая, Индии, в кинозалах каждый пятый говорит на китайском. Новосозданным призом жюри наградили китайского режиссера Би Ганя — жест не только художественный, но и стратегически политический.

Сам Гань — режиссер, несомненно, одаренный. Его «Воскрешение» стало визуальной симфонией, посвященной столетию мирового кинематографа. Сюжетное ядро — мир будущего, где человечество обретает вечную жизнь, отказавшись от снов. Но среди стерильного бессмертия находятся те, кто продолжает видеть сны. Именно один из таких так называемых «фантазмеров» становится героем истории. Картина — тонкое высказывание о роли воображения в эпоху алгоритмов и бессмертной рациональности.

Вместо заключения

78-й Каннский кинофестиваль был меньше о громких именах и больше о живых, сложных темах. Женщины-режиссеры и этическая функция искусства — все это нашло отражение в фильмах и обсуждениях. Эти десять дней были про внимание к деталям, про поиск новых смыслов, про уважение к зрителю и к авторам. Канны 2025 напомнили, что кино — не всегда парад, но чаще — зеркало. Оно не только фиксирует эпоху, но и создает пространство для ее осмысления. Даже в эпоху нестабильности кино остается живым искусством, способным адаптироваться, осмыслять и провоцировать. Персональные драмы, политический вызов, технологический эксперимент — все это стало частью общего разговора. А в центре — не звезды, а люди, решившие рассказать свои истории по-новому. И, возможно, в этом и есть главная заслуга нынешнего фестиваля.