Показ Alaïa в Париже превратился в художественную инсталляцию. Под ногами гостей — цифровой пол с пульсирующими изображениями, над ними — зеркальный потолок, отражающий каждое движение. Модели шли между экраном и отражением, превращая пространство в живую метафору. Так Питер Мюлье предложил моде взглянуть на саму себя: на красоту как поверхность и как глубину, на одежду как зеркало общества. Идея коллекции — необычная и трагичная. Это «вещи, которые плачут». Под этим Мюлье подразумевает одежду, способную передавать эмоции — печаль, надежду, внутреннее напряжение. Трикотаж растягивался и отпускался, бахрома свисала, как слезы, ткани дышали и «всхлипывали».
Коллекция открывалась хлопковыми туниками с высокими воротниками — отсылкой к пальто Аззедина Алайи 1980 года. Они выглядели почти монашески строгими. Но внизу появлялся контраст — чулки с длинной шелковой бахромой, которая струилась при каждом шаге. Далее Мюлье продолжил линию body-con, но отказался от привычных облегающих мини-платьев. Вместо этого он разработал бесшовные арочные формы из шелкового трикотажа, фиксирующие тело, но не сковывающие его. Рукава и края одежды тянулись до ступней, крепились к обуви, создавая эффект единого целого. Нечто среднее между одеждой и архитектурой.
Одним из самых фотографируемых решений стали гибридные силуэты. Юбки-брюки с открытыми боками сочетали в себе строгость и провокацию, а трикотажные свитера-леггинсы без спинки выглядели одновременно интимно и футуристично.
Мюлье превратил бахрому в структурный элемент. Она использовалась не как украшение, а как «строительный материал», из которого создавались массивные пальто и накидки. Многослойные нити драпировались волнами, напоминая движения воды или следы кисти художника.
Заключительные образы стали моментом, когда зал замер. Объемные платья из сатина с легкими паньерами напоминалсилуэты XVIII века, но в них не было музейного налета. Ткани двигались мягко, будто наполненные воздухом. Мюлье признался, что хотел «создать бальные платья, но добавить в них секса» — и это чувствовалось в пропорциях: открытые плечи, плотный корсаж, нежные изгибы.
Звуковое оформление от Густава Рудмана сочетало виолончель и арфу с электронными ритмами. Саундтрек, как и одежда, строился на контрастах: мужское и женственное, напряжение и освобождение, красота и беспокойство. Все шоу разворачивалось как единый эмоциональный цикл — от внутреннего сдерживания до катарсиса.
